Что у нас тут с хабаром? Нормально так я забрёл: помимо пулемёта и двух коробов с лентами у одного из солдат был люггер, брат того, что я отдал Родину. Ну а чувак, что с украшением в виде ножа под подбородком, одарил меня ещё одним пистолетом-пулемётом. Сапёрные лопатки, ножи… Просто праздник какой-то. Вот же, милитаристы, они что, тут собирались осаду выдержать? Ну не мне о них судить. Скорее, стоило поблагодарить от души.
Вот чуяло сердце: везение когда-то должно было дать сбой. Перед бараком, куда я отправил Родина, аккурат на пересечении лагерных улиц, встал патруль полицаев. Да ещё, похоже, по характерной кубанке и внушительному росту возглавляемый господином Вайдой собственной персоной.
Что ж, видать, судьба, Мыкола Гнатич, сколь верёвочке не виться, но и тебя догнала твоя зрада.
Я мысленно похвалил себя, что не поленился, отправляя Родина внутрь барака, определить на место щеколду с замком.
Внимательно прислушиваясь к ночной тишине и с удовлетворением отмечая, что кроме говора полицаев и хохотков Вайды больше ничего не нарушает ночного покоя, стал перемещаться вдоль межбарачного простенка, снова ныряя в режим ускорения.
На этот раз уже не ограничивал себя бескровными методами. Два штык-ножа золингеновской заточки выполняли свою работу безупречно. Ночь и внезапность нападения снова подыграли мне. И я снова убедился, что обычные люди, даже будь их четверо здоровых полицаев с дубинками, никак не могут противостоять анавру на пике развития аватара.
Больше времени ушло, чтобы утащить с дороги в межбарачный проход ещё не остывшие тела. Похоже, я ещё более ускорил вероятность тревоги в лагере. Очень скоро полицаев хватятся. Особенно Вайду. Начнут поиски. При этой мысли Цайтхайн сразу показался мне не таким уж и большим лагерем.
Вот в таком душевном раздрае я и предстал перед Родиным, который, едва я открыл дверь, выскочил из спёртого дыханием сотен заключённых барачного мрака, словно только и ждал этого. Свет от фонаря при входе осветил его озабоченное лицо.
— Ну? Петро? Как? — только и успел произнести Семён, как за его спиной замаячили ещё несколько человек, среди которых я узнал Краснова.
— Дверь не шибко открывайте, свет издалека виден. В администрацию путь свободен. Нужно забрать оружие и обмундирование. Раненый Кирвава ждёт эвакуации. Что с нашей группой?
— Погоди, Теличко, не гони лошадей, — из-за спины Семёна вышел Краснов, — твою ж мать! — он тихо выругался, разглядев на мне окровавленный мундир гауптмана. Фуражку я обронил ещё когда на ноль множил пулемётный расчёт. Тут его взгляд остановился на зажатых в моих кулаках ножах, на которых запеклась немецкая кровь. В свет, падавший из дверного проёма, попала нога одного из полицаев. — Это кто? — голос старшего политрука был напряжён.
— Полицейский патруль, Матвей Фомич. Не было времени ждать, пока уйдут.
— Ты их всех? — на этот раз голос Краснова слегка дрогнул.
— Я, Матвей Фомич, некогда тратить время на пустую болтовню. Кирвава просил вас и Добрякова подойти к нему. А пока неплохо бы нашу группу отправить к грузовикам, предварительно вооружив и переодев часть людей в немецкую форму. В административном корпусе есть три пистолета-пулемёта, два карабина, восемь комплектов формы и один MG42. Форма, извините, не совсем чистая. Нужно действовать. И быстро.
Видно было, что у старшего политрука есть десятки вопросов, но нужно отдать должное, Матвей Фомич умел держать себя в руках. Он обернулся внутрь барака и негромко позвал:
— Сидорчук, Тайборин, Васьковский, Климов, со мной. Остальные ждут связного от меня. Позовите Захара Степановича. Не прошло и десятка секунд, как показался Добряков. — Товарищ Теличко, мы готовы. Проведёте?
— Да. Двигайтесь за мной. Не разговаривать. Там, где будем идти, постов и патрулей быть не должно. Но мало ли, — я сунул Краснову люггер пулемётчика. Тот благодарно улыбнулся.
Уже скрываясь за бараком, я видел, как сноровисто заключённые затаскивают внутрь барака трупы полицаев, а следы крови засыпают песком.
Уже в четвёртый раз за ночь я проделывал этот путь от бараков к администрации и обратно. Но только в этот раз за мной двигались люди, от которых зависел весь успех предприятия. От напряжения, казалось, что я дышу не воздухом, а огненной лавой. Тем более, что режимом ускорения я не мог воспользоваться, ориентируясь на темп сопровождаемых. Но наш короткий рейд закончился благополучно.
Прожектор с вышки всё ещё ярко освещал пятачок у входа. Краснов, едва мы приблизились к воротам, что-то шепнул двоим из группы и те немедленно начали карабкаться на вышку. Спустя минуту прожектор снова освещал Лагерштрассе, а за нами тихо закрылась дверь административного корпуса.
— Товарищ Теличко, ну а я тут при чём? Сказано было ждать, будем ждать…
— Ты понимаешь, Сёма, что за эти полчаса полицаи уже могли хватиться пропавшего патруля? И о чём можно там так долго разговаривать с Кирвавой? — я не находил себе места, расхаживая по коридору второго этажа. Воспользовавшись паузой, я переоделся в китель обер-лейтенанта и худо-бедно привёл себя в порядок. Неизвестно, как ещё придётся пускать в ход свой новый имидж. Про полчаса я, конечно, хватил, но уж больно надолго, учитывая обстоятельства, в допросной закрылись Кирвава, Добряков и Краснов. Всё это время прибывшие вместе с нами четверо молчаливых и неулыбчивых бойца таскали и раздевали трупы. Вернее, таскали двое. Ещё двое контролировали периметр. По общему решению решено было спрятать только трупы охранников с первого этажа и тех четверых, что я убрал последними. Остальных решено было просто закрыть по кабинетам, воспользовавшись ключами, найденными на одном из трупов.
— Всё равно, я считаю, что мы теряем время, Сёма. Уже могли бы с группой выдвигаться к стоянке грузовиков.
— Не переживайте, товарищ Теличко. Хлопцы уже там, — Родин весело подмигнул мне, широко улыбнувшись.
— Погоди, как…? — опешил я.
— Как только вы меня в барак-то запустили, а сами направились часовых снимать, я обстановку товарищам Краснову и Добрякову разъяснил, им и было приказано немедленно отправляться на место. Вы не переживайте, товарищ Теличко, там ребята надёжные. И путь разведанный. Они нас на крыше ближайшего к стоянке барака дожидаться будут.
— Авантюристы, блин, — сплюнул я от досады, — там же по дороге внешние патрули. С собаками! А мужиков даже дубинок нет. Эх…
— Зря, Пётр, вы о нас такого невысокого мнения. Может, так чисто, как вы мы и не можем часовых убирать. Но ума-то хватило рассчитать все интервалы патрулей и смены постов. К тому же тревоги до сих пор ведь не объявлено? А это значит…
Семён был прерван открывшим дверь Красновым.
— Теличко, Родин, входите! — и тут же обернулся к бойцам, таскавшим трупы охранников, только присевшим отдышаться, — Тайборин, Климов, на вышку за пулемётом, всем переодеться в немецкую форму. Передайте Васьковскому и Сидорчуку, пусть берут себе два пистолета-пулемёта, по четыре магазина на брата и поступают в распоряжение Добрякова. Всё понятно?
— Есть, — вразнобой ответили красноармейцы и скрылись за углом коридора.
Внутри допросной всё было по-прежнему. Лишь щуплый гефрайтер сидел в дальнем углу, да Кирвава выглядел несколько бледнее обычного. Зато уже располагался не на полу, а на стуле, опершись на столешницу.
— Что ж, — без лишних прелюдий начал Добряков, — товарищ Теличко, ситуация разворачивается таким образом, что вариант с массовым побегом остаётся единственным выходом.
— О, как? — я, конечно, ожидал, что первоначальный план моего побега подвергнется коррекции. Но чтобы так радикально? Или я чего-то не знаю?
Очевидный вопрос легко читался на моём лице.
— Кирвава рассказал нам, что перед смертью ему успел рассказать Кирьян. Похоже, раскрытие подполья было вопросом одного-двух дней. В крайнем случае, недели. Нам повезло, что гауптман заигрался и понадеялся вскрыть лагерное сопротивление только силами своего отдела и охраны Цайтхайна. И информация от вас, Теличко, заставила его форсировать события.